Сегодня один из тех теплых августовских дней, когда кажется, что время будто отмотали назад и сейчас только начало июня. Облака ползут медленно-медленно и как от волнореза тают прямо над нашими головами, открывая взору ярко синее небо с белыми росчерками самолетных следов.
Полдень и все, обессилев от жары, валяются на откидных креслах или прямо на траве. Она неудобно впивается в руки и ноги, щекочет шею и голую спину, но сходить за каким-нибудь покрывалом просто нет сил.
Тень от яблони сдвигается вправо и солнце неумолимо становится все ближе, пробивается изредка сквозь неплотный слой листвы и тогда приходится закрывать глаза, пережидая яркие блики.
В ногах уже жжется, и я понимаю, что солнце все-таки берет свое, опаляет золотистым жаром кожу - она потом будет медленно темнеть, а не краснеть как у многих других.

***
В этом году яблоня почти пуста, только изредка глаз зацепит зеленый бок круглого плода. Еще не сентябрь и даже не конец августа, но бабушка приносит два уже упавших с дерева яблока и с озорной улыбкой - поймаешь? - кидает одно мне, второе - сестре. Ловлю. Яблоко маленькое, теплое, почти горячее, видимо зрело прямо под солнечным светом. Откуси кусочек и узнаешь, какое оно на вкус - сладкое, но не слишком, сочное, но не брызжет во все стороны. Такое не встретишь на рынке. Его приходится ждать целый год - с августа по август, вспоминая холодной зимой свежий солнечный запах.
Через час бабушка приносит откуда-то еще одно, хоть яблоки еще и не падают на землю. Оно такое же вкусное и теплое как и предыдущее, но на нем виднеются две маленьких дырочки - червяки постарались - и их приходится аккуратно вырезать ножом.

Пройдись по огороду и вдохни запахи, потрогай руками все, до чего можешь дотянуться - это мое негласное летнее правило. Вот растет щавель, с другой стороны - грядка картошки, а вон там - кусты черной и красной смородины. Между клубникой беспорядочно беспорядочно торчит во все стороны укроп. Он уже отцветает и семена коричневеют. Я наклоняюсь и отрываю маленькую веточку, растираю семена в руках; запах - пряный, острый даже, и перед глазами ровными рядами встают банки с засоленными на зиму огурцами.

***
После обеда едем на карьер. Он недалеко, всего в пяти километрах, и весь его берег забит так, что кажется, мы не на задворках Прибалтики, а где-то на побережье Средиземного моря.
Я украдкой трогаю себя за плечо; оно горячее настолько, что обжигает пальцы.
После дневной жары прохлада мутной карьерной воды кажется раем, омывает легкими прикосновениями тело и я, закрыв глаза, погружаюсь в воду целиком.
Вылезать совершенно не хочется.

Наверное в жизни каждого человека появляется такой момент, когда ему нужно куда-то излить свои мысли. Кто-то идет в магазин и покупает красивую тетрадь в надежде написать там что-то умное, но забрасывает это гиблое дело спустя десяток страниц. Кто-то, наоборот, покупает обычную, в клеточку и девяносто шесть листов, и пишет там обо всем, что его тревожит и мучает, оставляя на бумаге частичку своей души. Что же до меня, то я предпочитаю электронный дневник, так как не вижу смысла в том, чтобы писать в никуда.
Придерживаюсь убеждения, что каждый хочет быть услышанным, просто те, кто пишут на бумаге, боятся не того, что кто-то увидит их мысли, а что это сделает кто-то близкий, знакомый им. А мы же ведь не всегда хотим, чтобы близкие все про нас знали. И тут на выручку приходит интернет — миллионы пользователей, миллиарды слов ежедневно выливаются сюда и увязают в этой могучей сети навечно, потому что все то, что попадает в интернет — намертво застревает где-то там, в этих ноликах и единичках.
Казалось бы, раздолье, пиши — не хочу, но многие и тут ухитряются закрывать свои дневники, ограничивать их черными и белыми списками. Зачем? Вас ведь все равно здесь никто не знает. Анонимность — вот главное достоинство интернета.

***
Джерри передернул плечами и неопределенно мотнул головой, как будто говоря «Ну я же не знаю, что крутится в башке у этого придурка».
- Том же должен быть где-то тут! Он не мог далеко уйти! - с отчаянием сказала Энни и уставилась на Джерри нервно и как-то даже испуганно.
Джерри видел, как в ее глазах плескалась мольба, отчаяние и надежда, видел, как подрагивали ее руки, но вот честно, за эти годы он уже на таких насмотрелся до тошноты; девушки таких парней как Том обычно не знали до последнего, что «любовь всей ее жизни» торгует наркотиками - от обычной травки и до чего покрепче, а когда узнавали, либо в панике пытались бежать (пытались, потому что их находили и расправлялись - пускали пулю в лоб или даже две, если особа попадалась прыткая), либо оставались верны до последнего и даже помогали в мелких делах, ну или периодически вытаскивали из тюрьмы под залог. Причем последних было большинство.
Джерри так и не смог понять почему. Видел их десятками - они все стояли перед ним так же как и Энни -, но так и не смог разобраться в тонкостях женских чувств.
- Джерри, пожалуйста! - и Энни упала перед ним на колени.
- Черт, девчонка, а ну вставай! Еще этого мне тут не хватало, - раздраженно пробурчал Джерри и, схватив Энни за руки, потянул ее вверх. - Вставай, кому говорю!
Потом тряхнул девушку за плечи так, что ее голова мотнулась вперед-назад.
- Хахаль твой сейчас у Кемпбелла. И оттуда ты его уже не вытащишь, поняла?
- Как... Почему? - растерянно спросила Энни. - Но вы же можете помочь, да? Вы же можете?! Вы всегда помогали нам, когда у нас были трудности! - Энни схватила его за руку. - Мистер Джерри?
- Слушай сюда, малышка. Твоего идиота оттуда уже не вытащить. Он сам вляпался в это дерьмо, пусть сам из него и выбирается. А если ты сунешься туда, они тебя пристрелят сразу же. И если они пустят в тебя свинец — это будет самое лучшее, что они сделают, поняла?
Энни всхлипнула.
«Опять» - с раздражением подумал Джерри. Он ненавидел женские слезы так же сильно, насколько некоторые ненавидят гусениц и всяких мелких противных тварей.
- Тогда я пойду туда без вас, - тихо сказала Энни. - Я знаю, где у Тома лежал пистолет.
- Дура, - отмахнулся Джерри и про себя решил: «Ну и пусть катится. Видал ты таких - все сдохли»